История одного из фаворитов любвеобильной Екатерины, подполковника Симеона Зорича, фальшивомонетчика и гусара
Он появился на свет в 1745 году в балканской глухомани, в крестьянском
семействе Неранджич (Неранчич, Наранчич). Отец умер, когда Симеон и брат
его Давид были совсем маленькими. К счастью, на выручку пришел
двоюродный брат матери – М.Ф. Зорич, служивший в войсках австрийской
королевы. Достигнув к тому времени майорского чина, дядя командовал
пехотным полком и имел некоторый достаток. Он забрал обоих мальчиков и
все дальнейшие заботы о них взял на себя. Пригревший сирот дядя имел
свой интерес: у Зорича была лишь дочь, и майору некому было передать
фамилию. Михаил Федорович решил усыновить одного из племянников. Выбор
остановился на Симеоне, и когда формальности были улажены, мальчик стал
Симеоном Гавриловичем Зоричем.
На новой родине
В 1750 году в Вене к русскому послу М. П. Бестужеву-Рюмину пришла
депутация сербских офицеров австрийской армии во главе с полковником
Хорватом. Офицеры уведомили, что они желают переселиться в Россию с
семьями и рассчитывают поступить на русскую службу. К этому их подвигли
военные победы турок в войнах с австрийцами, а также антихристианские
гонения властителей-магометан на родине в Сербии. Дело было рассмотрено
без проволочки, и в начале 1751 года в Вену прибыло распоряжение
императрицы: «Не токмо Хорват и его офицеры, но сколько бы их сербского
народа в российскую службу перейти похотело, все они, яко единоверцы, в
службу и подданство приняты будут». Оказались среди переселенцев и
Зоричи.
Сербы прибывали в Киев – там их собралось около четырех тысяч семейств.
Чтобы разместить такую массу людей, высочайше повелено было на
левобережье Днепра, в степи, отвести для них земли под поселение. (Эти
земли на севере Херсонщины между Северским Донцом и речкой Лугань с тех
пор стали называть Славяносербией.) Там переселенцы жили большими
деревнями, разделенные на роты, а управлял ими русский генерал. Из
сербов и других иностранцев, записавшихся на службу в русскую кавалерию,
сформировали четыре гусарских полка. Два сербских, под командой
полковника Хорвата, составили пограничное гусарское войско, а остальные
вошли в состав русской армии и употреблялись во время боевых действий в
тех же делах, что и казаки.
На шестнадцатом году жизни Симеон, ставший Семеном, прибыл в гусарский
полк, к которому был приписан с малолетства. В 1760-м началась война с
Пруссией, и юный Зорич в чине вахмистра выступил в свой первый поход.
Его дебют нельзя назвать удачным – 1 марта 1760 года вахмистр Зорич
попал в плен к пруссакам. Вскоре его обменяли, и Семен в дальнейшем
доблестно воевал всю Семилетнюю войну, во время которой русская
кавалерия покрыла себя неувядаемой славой. Лихой гусар побывал во
множестве сражений, был ранен сабельным ударом и выказал в боях
храбрость, за что получил чин поручика.
К началу войны с Турцией в 1769 году он уже состоял в чине капитана и
принял на себя командование сводным отрядом кавалерии и пехоты, имевшим
собственную артиллерийскую батарею. Отряд Зорича вел партизанскую войну,
совершая рейды через Прут, гуляя по тылам турок, а главной его задачей
было быстрое реагирование на движение войск противника и отражение
попыток переправы через Дунай и Прут. В знак заслуг при обороне прутских
переправ Зорич был награжден одним из первых орденов Святого Георгия
4-й степени.
Карьера фаворита
Когда война с Турцией закончилась, майор Зорич весной 1776 года приехал в
Санкт-Петербург, чтобы хлопотать о новом назначении, и был определен к
исполнению заданий, связанных с дипломатической перепиской. Зорич
справился прекрасно, о чем было доложено Потемкину. Тот пожелал увидеть
георгиевского кавалера, побеседовал с Зоричем и, рассмотрев его
хорошенько, нашел, что тот подходит для одной замышлявшейся им
комбинации. Братья Орловы представили своей царственной подруге
молодого, очень красивого чиновника Петра Завадовского, и тот сумел
увлечь императрицу. Его привезли в Петербург и поселили в дворцовых
покоях, что было равносильно признанию его официального статуса
фаворита. Завадовский не скрывал, что он лишь пешка в играх Орловых, и
Потемкин мечтал о реванше. Вот тут-то ему и подвернулся красавец-серб.
Сначала Потемкин взял Зорича к себе адъютантом, чтобы тот «пообтесался» в
столице. По его реляции Семен Гаврилович был произведен в подполковники
и назначен командиром лейб-гусарского эскадрона. Летом 1777 года Зорича
представили ко двору, где однажды и случилось то, на что рассчитывал
опытный интриган Потемкин, прекрасно знавший вкусы Екатерины. Семен
Зорич был красавец, удалец и весельчак, наделенный природным остроумием.
Легкомысленность и расточительность лишь усиливали его мужское обаяние.
Гусарский подполковник, георгиевский кавалер, претерпевший множество
приключений, легко добился успеха у императрицы.
В статусе фаворита Семен Гаврилович пробыл одиннадцать месяцев, и, может
быть, оставался бы и дольше, если бы не рассорился с Потемкиным. Зорич
вообразил, что он сам по себе фигура значительная, сделался дерзок, не
выполнял поручений шефа. Светлейший князь терпеть этого не стал и
предпринял некие шаги. В июне 1778 года Зорич получил приказ оставить
двор.
Но отставка была более чем хорошо обеспечена: Зоричу была пожалована
земля в Лифляндии, которую оценивали в 200 тысяч рублей, подарен
прекрасный дом возле Зимнего дворца. Да к тому же было передано ему
бриллиантовых вещиц еще на 200 тысяч. Осенью 1778 года Зорич, минуя
промежуточные чины, был произведен во флигель-адъютанты с пожалованием
полагавшегося по чину «бриллиантового гарнитура»: звезды, аксельбантов,
сабли, плюмажа, башмачных пряжек, перстня и запонок, отделанных
драгоценными камнями. Также ассигновали ему «на первое обзаведение» 20
тысяч рублей да 240 тысяч дали на покрытие долгов, которые он успел
наделать в ранге фаворита. Сверх всего пять раз выплачивали по 5 тысяч
«в знак памятной приязни». Лично от императрицы даровано было Семену
Гавриловичу местечко Шклов Могилевского наместничества.
Замок для игры в карты
Отставленный фаворит поселился в шкловском замке, где охоты, праздники,
фейерверки и маскарады сменяли друг друга бесконечной чередой. Но эти
удовольствия были лишь обрамлением главного развлечения – большой
карточной игры. В замке жили многочисленные родственники, выписанные
Зоричем с Балкан, сослуживцы, приятели, все сплошь игроки. Компанию им
составляли приезжие разных званий и наций, которые обычно всегда
крутились там, где шла большая игра. Среди прочих в замке Зорича
поселились графы Марк и Аннибал Зановичи, приехавшие вместе с братом
хозяина, гусарским полковником Давидом Гавриловичем Неранчичем, который
повстречал их в Париже.
Графы были уроженцами Далмации, которая входила в состав владений
Венецианской республики. Потеряв фамильное состояние в сомнительных
аферах, они пытались поправить дела в Венеции, но там их объявили в
розыск, и они скрылись. Зановичи разъезжали по Европе, приглядываясь к
подходящим делам, а свое существование поддерживали карточной игрой.
Иногда братья разделялись, и в один из таких периодов Марку удалось в
Голландии провернуть грандиозную аферу: Занович сумел убедить нескольких
голландских банкиров, что он – албанский принц Петр Третий. Заняв 300
тысяч гульденов под гарантию венецианского посланника, «принц» ударился в
бега, в конечном итоге очутившись в Париже. Там уже обретался его
братец Аннибал, которого незадолго до того власти Флоренции приговорили к
вечному изгнанию из города за плутни. Приглашение Неранчича ехать в
Шклов было для братьев спасением – по их следам шли сыщики нескольких
стран и мстители, нанятые некоторыми знатными семействами, члены которых
сделались жертвами ловкости их рук.
Гостеприимный хозяин обрадовался землякам-далматинцам. Они остались в
гостях у Зорича на несколько лет. Главным занятием братьев была игра.
Зорич не желал отставать от них, но в игре ему не везло, а проигрыши он
платил векселями. Постепенно его дела все более запутывались. Усугубил
ситуацию большой пожар, после которого Зоричу стало не до веселья: к
1782 году за ним числилось долгов на 450 тысяч рублей. Призадумались и
Зановичи: у них в пламени пропал богатейший гардероб, многие бумаги и
главное – шкатулка с бриллиантами. Зановичи предложили Семену
Гавриловичу выдать им доверенность на управление Шкловом с
принадлежавшим ему имением, обязываясь уплатить все его долги и сверх
того ежегодно выдавать ему 100 тысяч. В мае того же года Аннибал Занович
отправился в Петербург, рассчитывая проследовать за границу, чтобы там
продать свое имение в Далмации для уплаты долгов Зорича. Также Аннибалу
поручалось подыскать кредитора, который согласился бы выдать хорошие
деньги под залог бриллиантов Зорича. Тот снабдил своего управляющего
рекомендательными письмами к русским посланникам в Голландии и Англии, а
также к петербургскому придворному банкиру Сутерланду. Письма возымели
действие: Сутерланд выдал Зановичу вексель на 48 тысяч ливров на
парижскую банкирскую контору «Жирар, Галлеро и Ко». После получения
векселя граф отбыл в Европу, а в Шклове воцарилось томительное ожидание.
Ожидание затянулось более чем на полгода. Лишь в феврале 1783-го Аннибал
Занович вернулся из вояжа, рассказав, что намеревался сделать оборот
капиталам в Ост-Индии, но его планам помешала природа: не было попутного
ветра. Поджидая его, он сел играть в карты с несколькими англичанами и
за один вечер проиграл 20 тысяч. На следующий день он сел играть снова,
отыгрался и ободрал своих противников как липку, выиграв 50 тысяч
червонцев. Столько наличности у сынов Альбиона при себе не оказалось, но
они возместили недостаток ценными вещами и векселями. После такой удачи
граф раздумал плыть в Ост-Индию, а вместо того вернулся в Брюссель,
оттуда в Берлин, где обменял ценные вещи на векселя, которые теперь
позволят поправить дела всех заинтересованных лиц.
Конец партии
Вскоре после возвращения Аннибала Зановича по Шклову и окрестностям
начали ходить подозрительные сторублевые ассигнации. Шкловские евреи,
занимавшиеся разменом денег, сразу смекнули, откуда ветер дует. При
расчетах торговцы стали рассматривать каждую сторублевку, а те, кто
входил в денежные сношения с владельцем и обитателями замка, и вовсе
отказывались принимать их. Как раз в апреле 1783 года, направляясь в
Могилев, в Шклов заехал Григорий Потемкин, желавший показать, что его
ссора с Зоричем вполне забыта. Его принимали как дорогого гостя, а под
вечер в покоях князя вдруг оказался местный житель Давид Мовшович. Он
показал Потемкину сторублевку, которую тот долго рассматривал, не находя
в ней ничего особенного.
– Ну, что же тут в ней не так? – раздраженно спросил Григорий Александрович.
– А вот, изволите ли взглянуть? – сказал Мовшович и ткнул пальцем в слово «ассигнация», напечатанное на бумажке.
Потемкин присмотрелся внимательнее и увидел, что вместо буквы «г» в слове «ассигнация» напечатано «и».
– Ежели вашей светлости будет угодно, я вам таких принесу несколько тысяч! – посулил Мовшович.
Потемкин долго беседовал с доносителем, а потом сказался нездоровым и поехал в свое имение, что в 56 верстах от Шклова.
Свидание Потемкина с Мовшовичем не прошло мимо внимания опытных
авантюристов, и едва князь отбыл, как в замке поднялась суета. В ночь на
25 апреля 1783 года граф Аннибал Занович спешно выехал на Оршу, а на
следующий день Зорич сделал заявление Могилевскому наместническому
правлению, извещая, что Аннибал Занович отправился в Петербург для
освидетельствования ассигнаций, выменянных им в Берлине на голландские
червонцы и бриллианты. Но той же ночью, что из замка выехал Занович, в
Могилев прискакал курьер из Дубровны, доставивший секретное письмо от
Потемкина с приказанием губернатору Николаю Энгельгардту и председателю
уголовной палаты Малееву немедленно прибыть к нему. Причина вызова была
изложена так:
«У Зорича в замке уж года три как живут два графа Зановича, бродяги и
промышленники, которые ищут фортуны искусством. Один из братьев ездил в
чужие края, с обещанием Зоричу на его бриллианты сыскать взаймы денег,
но возвратился с пустыми руками. Вскоре по приезде начали они, очень
искусно, помалу и в разных местах, тайно обменивать ассигнации на
червонцы, давая большой лаж». («Лаж» – прибавка при обмене одних денег
на другие, чаще при размене «бумажек» на серебряные и золотые монеты). В
этом письме сообщались и приметы фальшивок: помимо ошибки в слове
«ассигнация» насчитали еще пять различий с казенным образцом. Малееву
было приказано начать расследование.
История с фальшивыми ассигнациями привлекла внимание императрицы. Семен
Гаврилович Зорич прибыл в Петербург и рвался к Екатерине на прием, желая
все объяснить самолично. К императрице его не допустили, но и к делу
припутывать не велели. 2 мая на въезде в Москву полицейская команда
остановила обоз, состоявший из коляски Аннибала Зановича и нескольких
повозок со свитой. При обыске в коляске нашли фальшивых ассигнаций более
чем на 700 тысяч рублей. Графа допросили в Тайной канцелярии. Тот
отпирался, высказывая удивление тем, что его арестовали: он, дескать,
сам ехал в Петербург, чтобы представить императрице фальшивые
ассигнации, которые ему всучили за границей.
Но допросу были подвергнуты все задержанные в обозе, и особенно
интересным оказалось показание, данное французом-камердинером Лапером
(Занович нанял его в Брюсселе в сентябре 1782 года). По словам Лапера,
будучи за границей, граф приобрел типографский станок. Схватившись за
эти слова, Малеев перерыл шкловский замок, но ничего не нашел. Смотрели и
во всех окрестных колодцах, и в шкловском пруду, но тоже тщетно. Лишь в
середине июля, простукивая стены и пол во флигеле, где располагалась
квартира Зановичей, сыщики обнаружили под полом пустоту. Проломив доски,
полицейские нашли тайник, в котором хранилось все необходимое для
печатания ассигнаций. После находки этой убийственной улики Зановичей
отправили в Петербург, где в августе 1783 года их дело рассматривал
Сенат.
Суд признал братьев виновными, а 25 октября 1783 года вышел высочайший
указ, коим предписывалось «Зановичей заключить в Нейшлотскую крепость на
безысходное пребывание на пять лет». Указ был исполнен в точности, а по
истечении пяти лет Зановичей отправили в Архангельск, где усадили на
корабль и выслали за границу, предупредив, что под страхом жесточайшего
наказания им запрещается впредь появляться в России.
Зорич, несмотря на явную причастность к этому делу, избежал наказания.
Но после провала авантюры Зановичей он остался один на один со своими
долгами в имении, которое на глазах разорялось. Обожаемую императрицу
Семен Гаврилович пережил ровно на три года: в годовщину ее кончины, 6
ноября 1799 года, он умер в своем замке, оставив по себе кучу долгов и
славу картежника.
Рассказы о нем использовал для завязки сюжета «Пиковой дамы» Александр
Сергеевич Пушкин: в его повести заядлый картежник Зорич обыграл молодого
Чаплицкого на 300 тысяч, принудив последнего искать спасения в секрете
трех карт, открытом графине Анне Федоровне. «Она дала ему три карты, и
взяла с него честное слово никогда не играть. Чаплицкий явился к своему
победителю: они сели играть. Чаплицкий поставил на первую карту 50 тысяч
и выиграл сонника; загнул пароли-пе, – отыгрался и остался еще в
выигрыше». Зоричу не повезло и на страницах пушкинской повести. Впрочем,
как и азартному Чаплицкому: он не сдержал данного слова и, промотав
миллионы, умер в нищете. Автор: Валерий ЯРХО "Совершенно секретно”